Панику сейчас уже проще.
Предложат людям быть добровольцами. Думаю, желающих найдётся много — очень давно человечество ждёт заветную вакцину. А люди будут идти и идти, страха мало. Мне эта мысль напомнила один рассказ.
-- Значит, "Овератор" каким-то образом помог раскрыть секрет
долголетия?
-- Не совсем так. И до постановки эксперимента люди жили по сто
пятьдесят -- двести лет. Но лишь после возвращения "Овератора" все силы
ученых были направлены на то, чтобы эти двести лет человек проживал не
дряхлым старцем, а полным сил. Так что готовых рецептов мы не получили, и
мое личное мнение, что это даже к лучшему. Зато мы научились по-настоящему
ценить две вещи: время и здоровье. И я думаю, для этого стоило запускать
транспространственный корабль.
....
-- Нравится в Егерхауэне?
-- Да, -- сказал я твердо. -- Мне там нравится, Джабжа. Он посмотрел на
меня и не стал больше спрашивать. Удивительно понятливый был парень.
Я взял за хвостик самую крупную земляничину и начал вертеть ее перед
носом. Как все просто было в этой Хижине. Ужины при свечах, охота, винчестер
вот музейный... Словно то, что потрясло все человечество, их совсем не
коснулось. А может быть, они и не знают?..
-- Послушай-ка, Джабжа, а все вы действительно знаете это?
-- А как же, -- он прекрасно меня понял и совсем даже не удивился.
-- И кому это первому пришло в голову обнародовать такие данные? Самому
Эрберу?
Теперь он посмотрел на меня несколько удивленно.
-- Интересно, а как ты представляешь себе это самое: "обнародовать"?
Может, ты думаешь, что на домах списки развесили или повестки разослали:
"Вам надлежит явиться туда-то и тогда-то для ознакомления с датой
собственной кончины..." Нет, милый. Что тогда творилось -- описанию не
поддается. Съезд психологов, конференция социологов, фонопленум
археопсихологов, конгресс нейрологов, симпозиум невропатологов; всеземельные
фонореферендумы шли косяком, как метеоритный поток. Страсти кипели, как
лапша в кастрюле. И только когда абсолютное большинство высказалось против
консервации пресловутых данных и за проведение опыта на строго добровольных
началах -- только тогда Комитет "Овератора" принял "Постановление о доступе
к сведениям..." -- вот такой талмуд. Читался, как фантастический роман, --
сплошные предостережения типа: направо пойдешь -- сон потеряешь, налево
пойдешь -- аппетит потеряешь, прямо пойдешь -- девочки любить не будут...
-- И все-таки ты пошел?
-- Дочитал -- и пошел.
-- Ох, и легко же у тебя все выходит... Но кто-то не пошел?
-- Естественно.
-- И много таких?
Джабжа слегка пожал плечами:
-- Кроме тебя, в Егерхауэне трое. И все знают. У нас тут четверо. И
тоже все знают. Ведь все-таки "Овератор" нес колоссальное Знание. Его надо
было взять и покрутить так и эдак -- посмотреть, какой из него может
получиться прок.
-- Эксперимент на человеке.
-- Зато какой эксперимент! И ты отказался бы?
-- Я поставил бы его на себе. Только на себе.
-- Ага! Вот мы и дошли до истины -- на себе. На деле так и оказалось --
каждый решил поставить его на себе. Читал ведь, наверное, у себя на буе
всякую беллетристику про Последнюю Мировую, и все такое? Помнишь: выходит
командир перед строем и говорит: это нужно, но это -- верная смерть. Кто? И
вот выходят: первый, второй, третий, а там сразу трое, четверо, семеро, и
вот все остальные делают шаг вперед -- и снова перед комиссаром одна
шеренга. У вас в такой шеренге -- трое. У нас -- четверо. Где-то, может, и
никого. А где-то -- тысячи, миллионы.
-- Тогда надо было выбрать из них некоторых.
-- Некоторых? Любопытно. Каких же это -- некоторых? Кто взял бы на себя
-- выбрать Лакоста, а мне сказать: ты, братец, не годишься! Или
наоборот. В том-то и дело, что в этом строю все были равны, слабых не было.
В истории человечества наступали моменты, когда люди, все до одного, уже
что-то умели. Вот они все -- абсолютно все -- стали ходить на двух ногах. А
вот все начали разговаривать. Все, но с переменным успехом, потопали по
ступеням цивилизации. И вот наступил момент, когда все люди на Земле стали
членами коммунистического общества. И дело тут не в общественной формации --
изнутри человек стал другим. Словно его из нового материала делать стали.
Вот и пришли мы к тому, что для эксперимента Эрбера годились все.