Оказывается......и вот через пятнадцать лет оказывается, что у нее есть часть жизни, о которой я ничего не знаю.
Представь, все эти годы мы были вместе. Ели один хлеб. Пели одни и те же песни. Читали одни и те же книги. Вернее не совсем так. Я читал то, что было ей интересно. Часто читал ей вслух. Почти все время. Она вообще не любит читать сама, но обожает слушать. Кажется, я плюнул на себя, жил ее миром, пытался угадывать ее желания еще до того, как она будет в состоянии осознать их сама. И кажется, у меня даже получалось.
Знаешь, в первые годы, когда радость узнавания другого человека особенно остра, я по ночам часто слушал, как она дышит во сне. Сопит себе, иногда ровно и спокойно, а иногда тревожно, порою даже всхипывает. Мне всегда нравилось смотреть на нее, когда она спит. Во сне она всегда такая маленькая, хрупкая, беззащитная. Кажется, я единственный, кто может ее уберечь, защитить, спасти...
Но с годами все стало меняться, сначала медленно и незаметно, потом все быстрее и быстрее. Она научилась обходиться без меня. Я стал ей не нужен. Я перестал понимать ее. Она уже ничего мне не рассказывает. Только сейчас я понял, что оказывается, я не знаю о ней ничего. Я не знаю, о чем она думает, где она бывает, чем она занимается, с кем дружит. Вчера я долго вспомнал имена ее подруг, так ни одного и не вспомнил. Да и называла ли она их мне? Вряд ли. Я не знаю, где она пропадает вечерами, когда я сижу один в пустом доме, прислушиваюсь к шорохам на лестнице и жду, когда, когда же она придет.
Она появляется затемно, бросает мне вечно холодное: "привет, ты уже дома?", - и идет на кухню, где быстро ужинает и, наградив меня за невыносимое ожидание коротким ледяным поцелуем, отправляется спать. А ведь еще каких-то несколько лет назад она боялась выпустить мою руку. Куда делась эта трогательная зависимость, как произошло, что она исчезла, растворилась, испарилась, будто и не было ничего, будто мы просто соседи по квартире? Она стала чужой, независимой, отстраненной. Я даже не узнаю мелодий, которые она часто напевает себе под нос.
Я стал находить у нее чужие вещи. Сначала это были какие-то милые безделушки, потом появились шарфы и кофточки. Потом дошло дело до каких-то цепочек и колечек, которые я ей не дарил? На мои осторожные распросы она как правило отвечает: - подруга дала поносить. Кто-то звонит ей целый день. Она подходит к телефону, бросает пару фраз, одевается и убегает. Куда? Зачем? Когда мне удается первым взять трубку, я слышу только молчание. Кто-то на том конце молчит и дышит. Мне кажется, что это мужское дыхание. Неужели у нее кто-то есть?
Я ловлю себя на том, что боюсь. Боюсь, что она вдруг в порыве откровенности начнет рассказывать мне обо всем? И я наконец узнаю, где она задерживается допоздна всю неделю, и почему от нее порою пахнет сигаретами и мужским одеколоном. Меня пугает этот нарочитый запах тайных удовольствий. Готов ли я узнать правду? Не станет ли это знание крахом моего мирка, в котором я тайно боготворю и обожаю ее? Мне страшно...
Боже, как оказывается тяжело быть отцом пятнадцатилетней дочери!
Лукин