Это фрагмент книги академика М.А.Павлова "Воспоминания металлурга". Издана в Кирове в 1992 году.
Полный текст здесь: http://scilib.narod.ru/Technics/Pavloff/index.html
Хотел бы ,чтобы уважаемый Байда разместил несколько фоток наших заводов.
У него точно есть в запасниках ,что-нибудь в тему.
IV
Продолжая объезд заводов, я приехал на ст. Сартана, у которой расположен завод «Русский Провиданс», а рядом с ним — Никополь-Мариупольский.
Я посетил Никополь-Мариупольский завод, который интересовал не только меня, но и всех инженеров юга, еще когда он строился. Это был первый завод в России, проектирование и постройку которого вели американцы. Для проектирования завода был приглашен знаменитый американский конструктор Джулиан Кеннеди. Строил его американец — директор Лауд.
Приехав на завод, я застал в приемной директора инженера Гана. Он принимал посетителей. Я хорошо его помнил, как студента, и он тоже узнал меня (он окончил Горный институт годом раньше меня).
Ган сказал мне:
— У нас директор американец, и вам было бы интересно с ним познакомиться, но, к сожалению, он уехал на несколько дней, и вы не сможете увидеть его. {289}
Между прочим, кабинет, в котором мы разговаривали, сильно отличался от кабинетов директоров, которые я видел на других заводах: стены были увешаны чертежами завода «Дюкен»; здесь чувствовался культ американской техники.
Повел меня Ган по заводу. Осмотр завода мы начали с доменной печи № 2, которая строилась (№ 1 уже работала). Подходя к печи, я увидел груды кирпича розоватого цвета.
— Откуда этот кирпич?
— Из Америки.
— Зачем же было везти этот кирпич из Америки? Судя по цвету, он хуже того, какой можно было приобрести в Германии.
Ган объяснил, что американцы не доверяют огнеупорным материалам, сделанным вне США. Они целиком привезли оборудование доменных печей из Америки, привезли оттуда и огнеупорный кирпич, хотя это дорого и невыгодно для завода.
Я увидел, что Никополь-Мариупольская печь является копией печей, построенных в последнее время в Соединенных Штатах. Ничего нового для меня в ней не было. Все это я уже видел в Америке и кое-что успел применить у себя в Сулине.
Ган носил громкий титул помощника директора. Прекрасно зная английский язык, он являлся, по существу, переводчиком директора — американца Лауда.
Ган оставил Никополь-Мариупольский завод вместе с американской администрацией. Когда я приехал туда во второй раз, уже со студентами, там была польская администрация, но, к счастью для меня, директором Никополь-Мариупольского завода сделался — и надолго остался — мой хороший знакомый и сослуживец по Сулину — Л. П. Василевский.
В Мариуполе был очень удобный пункт для ночевки со студентами. По приказанию Василевского нам отводили комнаты в так называемом «казино»; там располагались студенты, а я отправлялся к Василевскому.
Для учебных целей было очень удобно, что Никополь-Мариупольский завод и «Русский Провиданс» расположены рядом. Эти заводы совершенно различных типов. Один вывезен из Америки и представлял собой типично американский завод, другой выстроен бельгийцами, в основном по чертежам Люрмана. Меня соблазняла возможность сравнить оба этих завода и продемонстрировать разницу между европейской и американской техникой.
Придя со студентами к воротам «Русского Провиданса», я поручил одному из них получить разрешение на осмотр завода.
Студент отправился в контору, вернулся и сообщил: {290}
— Мне сказали, что нам вынесут пропуск. Нужно немного подождать.
Мы ждем на улице, у дверей конторы, полчаса, пропуска нет. Я прошу студента узнать, в чем дело. В конторе ему ответили:
— Пропуск написан, но еще не подписан. Подождите. Ждем. Проходит час. Я начинаю терять терпение. Студенты тоже нервничают. Я говорю им, что охотно ушел бы, но на заводе есть устройство, с которым мне хотелось бы их познакомить, — устройство для выгрузки руды с кораблей и погрузки ее в вагоны,— кран Брауна, которого нигде в России нет. «Подождем — говорю я, — ради этого крана, стерпим невежливость бельгийцев». Посылаю студента третий раз. Наконец, после полуторачасового ожидания пропуск получен; мы идем на пристань, к крану. Придя туда, я говорю студентам:
— Вы видите, как автоматически раскрывается зев грейфера, как он берет руду, как снова замыкается, переносит руду к вагонам и высыпает ее туда. И всем этим управляет один человек, который сидит в будочке. Это — типичное американское устройство, хотя мы видим его на бельгийском заводе.
Затем я продолжаю:
— Пойдемте осматривать завод. Мы начнем с доменного цеха, причем, я покажу вам, как неудачно здесь сочетается бельгийское с американским. Вы видели великолепное устройство для выгрузки руды и нагрузки ее в вагоны; здесь вы видите дорогостоящие американские железные эстакады-воронки. Но посмотрите, как они расположены. В Америке они подходят к самой доменной печи, руда самотеком грузится в скип (самоопрокидывающуюся вагонетку), затем автоматически поступает наверх, где скип опрокидывается и руда сыплется в приемную воронку печи.
Все это в Америке совершается без прикосновения человеческих рук. А бельгийцы гонят руду в вагонах на эстакады, которые расположены на очень значительном расстоянии от доменных печей. Рабочие подкатывают к ним вагонетки, конечно, вручную. Однако руда не сыплется самотеком в вагонетки. Люки сделаны так плохо, что она не может сама сыпаться. Рабочие сбрасывают ее на землю, а затем берут ее лопатами, насыпают в вагонетки и везут издалека к подъему. Такова эта бельгийская, с позволения сказать, механизация. Теперь пойдемте к доменной печи.
Дойдя до площадки вокруг горна, мы увидели человека, который был занят каким-то делом. Я присмотрелся и увидел, что человек подымает вверх и опускает вниз склянку, производя анализ газа в аппарате Орса.
— Вот, — обращаю я внимание студентов, — посмотрите, как {291} делается анализ газа. Подождем, пока окончится анализ, и потом я повторю вам то, что говорил на лекции.
Человек, занятый анализом, оказался бельгийским химиком. Я обратился к нему по-французски и попросил сообщить нам анализ газа.
Он ответил:
— 9% углекислоты и 27% окиси углерода.
— Это неверно, мосье. У вас должно быть не 27% окиси углерода, а больше, если углекислоты 9%.
— Откуда вы можете это знать, не делая анализа?
— Сумма углекислоты и окиси углерода должна у вас составлять 39, а не 36.
Бельгиец ничего не ответил.
V
Из доменного цеха мы направились в бессемеровский. Поднялись на площадку и стали в таком месте, с которого ясно виден ход процесса продувки.
Но тотчас ко мне подошел молодой человек и сказал по-русски:
— Господин, уйдите отсюда.
— Зачем же мне уходить, когда мне дан пропуск для осмотра завода. Мы посмотрим и потом уйдем.
— Здесь опасно стоять. Здесь может произойти несчастный случай. Я прошу вас уйти отсюда.
— Я профессор металлургии и знаю, где надо стоять, чтобы ни я, ни мои студенты не пострадали.
— Я все-таки прошу вас уйти.
— Но я хочу смотреть на пламя.
— Вот это как раз у нас и запрещено. У нас нельзя смотреть на пламя.
— Хорошо. Я уйду, но знайте, я вернусь сюда в сопровождении инспектора по приемке рельсов, и при нем вы не посмеете подойти ко мне.
Это подействовало, и молодой человек исчез.
Надо сказать, что на заводах, которые производят рельсы — а «Русский Провиданс» был именно таковым, — инженер по приемке рельсов — очень важная персона. Все его распоряжения, даже незаконные, беспрекословно исполняются, потому что рельсы надо сдать, и от инспектора зависит, будут они приняты или нет, получит завод деньги или нет.
Когда меня посылали экспертом на Таганрогский завод, я всегда заходил к инспектору по приемке рельсов, моему хорошему знакомому, горному инженеру Лебединскому. Инспектор {292} имел право требовать чертежи и всякие иные данные, которые имеют отношение к производству рельсов, но по моей просьбе он требовал и такие данные, которые не относились к производству рельсов, и снабжал меня этими ценными материалами — чертежами печей и машин, цифровыми данными и пр.
С инспектором завода «Русский Провиданс» я не был знаком и даже не знал его фамилии, но все же пугнул словечком «инспектор», чтобы отвязаться от того, кто мешал мне осмотреть завод.
Почему же бельгийцам не хотелось, чтоб я смотрел на пламя? Об этом я мог только догадываться.
Томасовский процесс протекал на заводе «Провиданс» ненормально. Завод получил на Керченском полуострове отвод для добычи руды. Но добываемая там руда оказалась с большим, чем нужно, содержанием фосфора и марганца. Вообще говоря, марганец считается очень полезной примесью в чугуне, но лишь в известных пределах. На заводе же «Русский Провиданс» содержание марганца в отдельных пробах чугуна доходило до 4% (тогда как нужно иметь его не более 2%), а содержание, фосфора доходило до 2,2% (нормальное 1,8%). Вследствие этого томасовский процесс тянулся очень долго, сопровождался большим угаром, давал плохую сталь: в готовой стали оставалось больше фосфора, чем допустимо. В результате получались хрупкие рельсы. Рассказывали, что когда провидансовские рельсы грузили в вагоны и какой-нибудь рельс случайно падал, то он ломался, как стекло.
Можно было предположить, что бельгийцы боялись, чтобы какой-нибудь знающий наблюдатель по цвету и характеру пламени не узнал о неправильном ходе процесса продувки.
VI
Я приехал на завод «Русский Провиданс» со студентами и на следующий год.
На этот раз я обратился с просьбой к Василевскому:
— Сделайте одолжение, поговорите по телефону с дирекцией «Русского Провиданса» и скажите, что приехал профессор Павлов со студентами, и, пожалуйста, спросите: можно ли нам осмотреть завод? А если можно, то пусть заготовят пропуск, чтобы не терять много времени на ожидание, как это было в последний раз.
Василевский позвонил по телефону и все это передал. Ему ответили:
— Пусть приходят. Все будет готово.
— Прошлый раз, — говорю я Василевскому, — мы очень долго ожидали подписи директора, прежде чем попасть на завод. {293}
— Директор этим не занимается, — сказал Василевский, — этим делом заведует, вероятно, какой-нибудь маленький служащий.
— А вы не можете узнать, кто это такой?
— Хорошо, я узнаю.
Из Никополь-Мариупольского завода мы, как и в прошлом году, отправляемся на «Русский Провиданс». Опять останавливаемся у ворот, и один студент идет в контору. Ему опять говорят:
— Подождите немного. Пропуск скоро будет готов.
Ждем полчаса, ждем час, ждем полтора часа. И опять я объясняю новой группе студентов, почему мне так хочется показать им этот завод, хотя с удовольствием не показывался бы на нем.
В конце концов, после некоторых напоминаний, мы получили пропуск и осмотрели завод. После пожаловался Василевскому.
— Опять ждали полтора часа. Кто там директор? Ведь неприлично же так обращаться и с профессором и со студентами.
— Пропуска выдает не директор, а некто Аптекман, один из служащих бухгалтерии. И я не понимаю, чем вы этому Аптекману не понравились.
— Как же я могу ему понравиться или не понравиться, если мы с ним никогда не виделись.
— Вы его не видели, но он-то вас отлично видел, пока вы на солнцепеке ожидали пропуск.
— А, может быть, он так действует, по велению бельгийского начальства?
— Может быть.
Еще через год я опять приехал со студентами в Мариуполь и опять попросил Василевского:
— Будьте добры, скажите, чтобы нас пропустили на «Русский Провиданс» без длительного ожидания.
На этот раз Василевский сказал:
— Хорошо, я попрошу Туманова.
— Какого Туманова?
— Вице-директором завода теперь служит Туманов.
В своем месте я рассказывал про студента Туманова. Широкая натура, кутила, лентяй, добряк — он состоял в приятельских отношениях со всеми однокурсниками. Неудивительно, что я обрадовался и воскликнул:
— Какой Туманов? Спиридон?
— Да, Спиридон Александрович.
— Да ведь, это мой товарищ по институту. Я сам буду с ним говорить.
Беру телефонную трубку:
— Это ты, Туманов? {294}
— Я. Кто со мной говорит?
— Павлов.
— Павлов? Здравствуй, старина.
— Здравствуй. Я к тебе с просьбой. Каждый раз, когда я со студентами приезжаю на ваш завод, над нами сначала издеваются, а потом выдают пропуск. Ты скажи в конторе...
— Брось к черту контору. Приходи ко мне на квартиру; через мою квартиру есть проход прямо на завод.
Таким образом, на некоторое время, пока Туманов служил вице-директором, «Провиданс» был побежден.